ourbook2Баранов В.А. ВОЗМОЖНОСТИ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В АБИЛИТАЦИИ ДЕТЕЙ-ИНВАЛИДОВ Источник: Этюды абилитационной педагогики. Из опыта работы "Школы Бороздина". Новосибирск, 2000, с. 54-86. Я встретился в конце ноября 91-го с Алексеем Ивановичем Бороздиным старым другом отца где-то на улице, как часто случается у нас в Академгородке. Будешь вести рисование в школе детей-инвалидов. Ладно!.. машинально согласился я, спеша по делам и думая о чем-то своем уж очень много проектов появлялось и исчезало в том 91-м. Через несколько дней раздался телефонный звонок, и я услышал привычный голос Алексея Ивановича, лишь требующий не отца, как всегда, а меня: В воскресенье первое собрание новой школы. Я опоздал и, войдя в комнату, где проходило собрание, буквально испытал чувство шока. Небольшой класс был полон детьми, теми детьми, которых изредка встречал на улице идущими за ручку с мамой и от которых отводил глаза с каким-то суеверным страхом. Кто-то кричит, кто-то непрестанно бегает по классу кругами, кто-то кривляется у зеркала, мать помогает идти девочке с тонкими искривленными ножками... Чтобы справиться с внутренней растерянностью, подошел к этой маленькой девочке: Давай порисуем!.. Нашлась бумага, фломастеры, и появился первый рисунок трава, солнце, птица в небе. Первые уроки. Чувство брошенного в воду котенка, не умеющего плавать. Лихорадочно пытаешься отыскать в памяти случайно прочитанное когда-то в Науке и Жизни . Круг, квадрат и треугольник не получается. Как объяснить восьмилетнему Пете с болезнью Дауна, что рисовать нужно на листе бумаги, а не на столе? Не выделяя лист бумаги из плоскости стола, Петя ведет линию по столу, через чистый лист и продолжает вести далее по столу. И никакие: Стоп! , Здесь нельзя! не работали. Помогла мальчишеская любовь к технике. Стали грузить на автобус игрушечных зверей и возить их по столу. Затем на сделанный из листа бумаги плоский грузовик нагружали груз кусочки пластилина, и что не попадало на лист оставалось неперевезенным. Освоив это, заменили пластилин на мазки гуаши. Каждый урок маленький шажок вперед, лишние две-три минуты внимания. Тяжелый труд, особенно для ребенка. В трудные моменты спасала необычайная доброта Пети. Как только он отключался , сбивался на привычные ему бессмысленные а-ты-ты-ла-кы-кы-ла , Петенька, пожалуйста, сделай... , просил резиновый Мишка и, когда задание выполнялось, целовал Петю в щеку к величайшему его удовольствию. А потом оказалось, что Петя, который не отличает круга от квадрата, прекрасно находит колесо от машины, окно, дядю и тетю на репродукциях картин это было для Пети гораздо интересней, чем бездушный квадрат или треугольник. Тогда дело пошло и у нас на рисовании, только вместо круга мы стали рисовать солнышко и яблочко, вместо квадрата дом, вместо треугольника гору или крышу. Петя человек робкий, неуверенный, боится сам вести линию. Сейчас лишь я прикоснусь к карандашу, которым он рисует, он сразу чувствует, что я могу помочь в любую минуту и рисует прекрасно. А в начале мы рисовали его рукой по трафарету с разными формами, мелом по доске, пытаясь механически заучить различные движения. О первых самых трудных уроках у всех нас и самые радостные воспоминания: смесь восторгов, находок, разочарований, непривычной усталости после школьного дня, когда прийдя домой, просто ложишься на кровать на весь остаток вечера. У каждого ребенка свой темп развития. Петя долго сидит на одном уровне, потом скачок вверх и опять долго на этом уровне. У него вообще не получались связные композиции. Он неплохо рисовал отдельных персонажей, но несмотря на все мои усилия, никак не мог установить смысловую связь между ними. Можно, конечно было признать его неспособным к композиционным рисункам и заняться чем-нибудь другим. Но Петя прекрасно играл на моих уроках в кукольный театр, и если он мог изображать сложный объект, составляя его из разных элементов (как например растение из стебля, листьев и цветка), никаких формальных препятствий к композиции не существовало. Мы снова и снова пробовали изобразить простой сюжет. На одном из уроков мы нарисовали дом, как уже делали много раз до этого, нашли и вырезали лису из букваря. Петя, смотри: вот лиса, а вот ее дом, она идет домой, но не может найти дорогу, помоги ей, пожалуйста! Мы вырезаем из липкой черной бумаги полоску-дорогу, и Петя вдруг соединяет лису с домиком! После этого начали удаваться композиционные рисунки (рис. 3). Как-то я был у Пети в гостях, и запомнил его комнату. На одном уроке это тоже пригодилось. Мы вырезали мальчика из старого журнала. Давай, это будет у нас Петя, и мы нарисуем его комнату. Проводим первую линию пол потолок (она же небо земля в пейзажных рисунках). Вырезаем четырехугольник кровать. Петя находит место и приклеивает. Со столом немного сложнее: сначала рисуем карандашом столешницу и четыре ножки, затем сверху наклеиваем отрезанные части. Если я вижу, что Петя явно криво прикладывает ножку, я помогаю, но найти ее место и приклеить он должен сам. Рисуем полки, книги. Помню, что Петя любит слушать радио и мы рисуем радио. В углу комнаты приклееваем квадратики икон, все как на самом деле (рис. 4). Петя иногда ходит с мамой в церковь, знает несколько молитв. А какие ты знаешь молитвы? Давай прочтем вместе Отче наш! Петя с удовольствием читает знакомые слова. Все это нужно не просто как игровой элемент или добавочная деталь картины; такие приемы помогают Пете вжиться в рисунок, установить связь между собой и мальчиком на картинке. Для детей с поврежденным или обедненным восприятием и осмысливанием реальности, рисование может принести огромную пользу если подходить к нему с позиций в каком-то смысле противоположным рисованию со здоровыми детьми. Что я имею в виду? Основная педагогическая задача на рисовании в обычной школе для меня заключалась в том, чтобы научить детей отбору своих ярких впечатлений об окружающем мире. Мне нужно было лишь помочь ученику организовать наиболее выразительно и вместе с тем лаконично мир образов и красок, изливающийся на лист бумаги, подсказав для этого нужный технический прием или композиционное решение. В коррекционном рисовании основная задача с помощью здорового интеллекта учителя изобразительными средствами в игре обогатить (а иногда и создать) те самые осмысленные впечатления о мире, недостаток которых испытывает каждый ребенок со сниженным интеллектом, и которыми в избытке обладает ребенок здоровый. Конечно, любой человек, имеющий чувства, как-то воспринимает окружающий мир и реагирует на него. Однако проблема не только в том, что мир больного ребенка часто ограничен физически и социально из-за его недуга. Такой ребенок часто рассматривает вещи, людей, процессы, происходящие с ними, вне их временной и смысловой связи. Например, он может правильно ответить на вопрос: Какого цвета трава? . Но уже вопрос: А что еще бывает зеленого цвета? скорее всего останется без ответа. Простейший для нас процесс вычленения одной характеристики ( зеленость ) для целой группы разнообразных предметов очень сложен для детей со сниженным интеллектом, поскольку он должен задействовать множество тонких связей-ассоциаций. Поэтому каждое действие ребенка, будь-то пение песенки, рассматривание альбома, или наклеивание куска цветной бумаги на лист, сопровождается ОСМЫСЛЕНИЕМ, связыванием одного объекта или персонажа тысячами невидимых нитей с другими. Все это без всякого навязывания, главный критерий должно быть интересно обоим: и ребенку, и преподавателю. Тем самым мы пытаемся компенсировать в рисунке, песенке, или просто в игре, то обучение, которое для здоровых детей проходит незаметно в играх со сверстниками или в вопросах маме и папе. Несмотря на житейские дрязги и рабочие трудности, я уже не мог уйти из этой Школы любовь и доброта Пети, требовательность и какое-то сверхчеловеческое трудолюбие Сережи, радость Тани от красиво сделанной работы, привязали меня к Школе не сказать нитями толстыми канатами. В какой-то момент что-то переоценилось внутри я стал воспринимать эту работу не просто как благородный труд , не просто как нужное дело , но как ПОСЛУШАНИЕ, данное мне. Все, с тех пор внутри одно слово: надо . Даже когда трудно и долго не получается с учеником, когда устал и на работе месяцами не платят денег и когда хочется поспать еще десять минут после звонка будильника. Зачем я этим занимаюсь? Ведь понятно, что многие из наших учеников никогда не станут нормальными в вульгарном смысле этого слова. Я вижу, как постепенно в искореженном больном существе проявляется, реставрируется образ Божий. Для меня это смысл моей работы. Когда отдаешь себе отчет в том, насколько меняется ученик после нескольких месяцев пребывания в Школе, задаешься вопросом: работая в столь тесной связи, сливаясь в беседе и совместном творчестве с учеником, не меняешься ли и ты сам в той же степени? Каждый учебный день у нас три тройки учеников, девять детей, совсем разных. Для меня было открытием, что даже больной ребенок, не умеющий говорить, считать, писать, вообще мыслить в нашем понимании этого слова, тем не менее обладает своим собственным, отличным от других Я , своим характером и чувствами. И каждый учебный день, от урока к уроку переживаешь девять разных характеров, девять разных манер, подходов, интересов, девять хочу-не хочу , девять радостей от нарисованной и вынесенной в коридор, чтобы показать маме, бабушке, Владимиру Алексеевичу и Алексею Ивановичу картинки. Саша. Девочка входит в класс и, не обращая внимание на меня, как пчела по цветочному лугу, начинает бродить по классу, ни на чем не останавливая взгляд надолго. На первом уроке я обычно предлагаю ученикам все изобразительные средства, какие только возможно лепку, аппликацию, краски, фломастеры... Если есть интерес к чему-либо, значит на следующем уроке пойдем вглубь и вширь, будем использовать понравившийся прием, вводя его в картину. Главное выработать стойкий интерес ребенка, который потом позволит ему долго и творчески работать на рисовании. ...Сашенька подошла к краскам и полезла пальцами в них и в банку с водой. Ничего не запрещать! Но из всего извлечь пользу для обучения. Рукой, замазанной в краске, стали делать отпечатки на бумаге. На следующих уроках будем усложнять прием: отпечатывать одним цветом, вытирать руку, затем следующим цветом. А потом усложним еще: надо будет не только намазать руку краской (что Саша по-прежнему будет делать каждый раз с большим удовольствием), но и, потерев рукой об руку, сделать одновременно два отпечатка. Я дал Саше коробку с цветными карандашами. Вдруг она запустила ими в потолок. Ладно, давай соберем их, предложил я и дал Саше в руку первый карандаш, который она положила обратно в коробку. С удовольствием она собрала все. Значит, можно будет играть, собирая и сортируя разные предметы , еще одну заметку сделал я. Склонность к порядку поможет в будущем, ведь такие игры хорошая возможность общаться, а контакт, общение, совместное действие главное, что нужно девочке. Таня. Девочка-даун, которая в общении ограничивалась односложным ма , показывая жестом и интонацией, чего хочет. Я понял сразу, что нежелание Тани рисовать объясняется не столько тем, что она НЕ МОЖЕТ, сколько тем, что она НЕ ХОЧЕТ. Зачем ей выходить из уютного мира, в котором живет и понуждать себя к совершенно чуждой ей деятельности? Таня наотрез отказывалась работать ложилась на пол, бродила по классу, дергала за ручку двери все это в попытке навязать мне свою манеру поведения. Здесь первой задачей стала необходимость понудить девочку к работе. Естественно, что неумение творить и незнание приемов рисования прямо ведут к нежеланию рисовать, а нежелание рисовать возвращает ребенка к неумению и незнанию. Как разорвать этот круг? Я поступил жестко. Положил на стол чистый лист бумаги и цветной мелок и сказал: Нарисуй солнце и пойдешь к маме , естественно, сознавая, что Таня понимает, чего я от нее хочу. И занялся своими делами. Отсутствие внимания к своей персоне и несвобода (класс был закрыт на ключ) сделали то, чего я добивался Таня нарисовала круг. Я похвалил ее, открыл дверь, и мы вместе вышли в коридор к маме, неся первый танин рисунок. Спустя несколько подобных уроков, девочка усвоила, что ей надо рисовать, иначе просто скучно. Она оказалась очень увлеченной художницей, рисуя за урок множество листов с понятными одной ей каракулями (рис. 5). Она рисовала, мурлыкая себе что-то под нос и нисколько не нуждаясь во мне, учителе. Нужно было придумать какой-то способ, чтобы заставить ее почувствовать во мне нужду, прибегнуть ко мне за помощью, а значит начать учиться. И мы двинулись через аппликацию. Я вырезал светофор, она приклеивала огни на место, я вырезал машину она приделывала колеса. Намазывала клеем всегда сама, очень полюбила это занятие и каждый раз с важным видом опускала кисточку в банку, доставала клей, убирая излишки о край банки. Вначале были простые композиции, затем сложнее. Я вырезал два грибка разных размеров (две шляпки и две ножки), а Таня должна была найти и соединить соответствующие части. После этого она резко двинулась вперед и, чем больше рисовала, тем больше интереса у нее было к рисованию, чем больше было интереса, тем более ярко, охотно она работала на уроке. Однажды мы рисовали лес. Обычно для детей такого типа лес это просто много деревьев, им трудно ассоциировать с лесом темную полоску на горизонте. И я сделал на ее рисунке такую полоску. Смотрю, у нее в руке был фломастер, и она на этой полоске стала рисовать вертикальные стволики. Круг разорвался! Сережа. Он приходил, точнее, прибегал на каждое занятие с криками радости тогда говорить он еще не мог. Это был вулкан энергии. Если ему давали лист бумаги, он брал краски или карандаш и чиркал по этому листу до самозабвения и полного уничтожения листа. Нужно было оформить его хаотические движения. Начали с малого круги, точки, прямые линии. Любыми красками, по любому количеству листов, делай, что хочешь, только одна малость либо круги, либо точки, либо линии. Когда он это освоил, мы стали стрелять по мишеням я рисовал круг, а Сережа должен был попасть кисточкой в него (рис. 9). Или наоборот я рисовал точки, а Сережа должен был ограничить их окружностью. Месяцы, сотни листков бумаги и вот лицо, обычное детское лицо: круг, две точки, палка, дуга. Вот только точки-глаза Сережа ставил сам и круг обводил сам... Мишень превратилась в первый сознательный рисунок (рис .10). В начале Сережа не держал в уме большого количества деталей, две-три. Постепенно он научился удерживать в уме больше деталей и связей между ними, а это значит, что еще какой-то участочек мозга заработал , стал сознательным. У Сережи не работала левая рука. Я почувствовал, что обязательно надо заставлять ее работать. Если заработает рука, Сережа резко двинется вперед. И я направил сережину энергию на разрывание и разрезание бумаги. Это нам просто, мы делаем это автоматически. Для ребенка же с поврежденным мозгом и неработающей рукой это серьезная проблема взять бумагу обеими руками около края листа, сделать вращательное движение, чтобы бумага надорвалась и затем потянуть разрыв в разные стороны. Три разные операции! С ножницами еще сложнее. Но Сережа сам придумал удобный способ разрезки. Работающей рукой он открывал ножницы, направлял их, а неработающей сводил острые концы ножниц. Я держал бумагу. И получался разрез! Но и это не все. Разноцветные оторванные или отрезанные кусочки бумаги разной величины составили прекрасный материал для мозаики. Тогда начи
